Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таргитай с сомнением покачал головой:
– Не знаю. К тому же нашего мудреца зовут не Ристальщик, аАристей.
Человек в красном плаще, отвернувшись, подал знак дюжемугиганту, полуголому, прикрытому лишь широким кожаным передником. Тот ужераздувал огонь в жаровне. Жуткого вида клещи начали накаляться.
Таргитая пробрала дрожь, несмотря на горячий воздух. За егоспиной двое стражей переговаривались вполголоса:
– Это какой Аристей? Что в башне на краю Города?
– В какой из них?
– Да самой старой. Вот-вот рассыплется. Мимо идешь – иколени трясутся.
– А что от дурня варвара ждать? Для них и этот бродягамудрец.
– Хотел бы я услышать, что такой мудрец… га-га-га!.. изречетэтим дикарям! Однажды, своими ушами слышал, такое сказал, когда спьяну наступилна грабли…
Когда палач взял раскаленные клещи, Фагим повернулся кТаргитаю и сказал совсем другим тоном:
– А теперь ты скажешь, зачем приехал в наш Город на самомделе. Почему тремя грязными варварами интересуется сам… бог Маржель!
– Бог Маржель? – переспросил Таргитай. – Это кто?
Фагим покачал головой. В глазах было странное выражение.
– Если бы я не знал мощь Маржеля, подумал бы, чтобессмертный бог, которого страшатся даже боги… все боги!.. вас опасается.
Таргитай выныривал из красной боли долго и мучительно.Когда, наконец, перед глазами появились мокрые камни, он еще долго лежалбездумно, желая только умереть.
Сначала холод остудил истерзанное тело, затем пришла дрожь.Таргитай застонал, из закушенной губы пошла кровь. Стонала и плакала каждаяжилка. Пахло паленым. Он уже узнавал запах своей плоти.
Очень медленно, преодолевая нечеловеческую боль, ондотянулся до сопилки. Она все так же незаметненько лежала в углу, где выронил,когда его тащили на пытку.
Разбитые губы не слушались. Изувеченные пальцы отказывалисьперебирать лады. Он пробовал дуть уголком рта, морщился, слыша унылый собачийвой, потом как-то приловчился, песня пошла складываться печальная, как и многиеего песни, а потом он и сам перестал вслушиваться. Снова играло и пело то, чтожило в нем. Иногда он грезил, что это дает знать солнечная капля крови Рода, нопомалкивал: опять засмеют! К тому же частица Рода есть в каждом, даже в Олеге иМраке, но если Мрак терпит его песни, ему даже нравится, то Олег сердится.
Мрака вбросили с размаха. Таргитай едва успел вытянуть руки,подхватил. Стражи злорадно захохотали, когда рухнул под тяжестью искалеченногопленника. Дверь с грохотом захлопнулась, лязгнул засов.
Таргитай выполз из-под тяжелого, как гора, Мрака. Ладони сталилипкими от крови. Мрак тяжело дышал, из разбитого рта струйкой текла алая кровьс темными сгустками. Один глаз закрыл кровоподтек с синими разводами, векодругого распухло.
Губы Мрака шелохнулись. Таргитай подставил ухо:
– Что? Мрак!..
Ответ был едва слышен:
– Пой…
Таргитай не поверил своим ушам.
– Что?
– Пой, говорю…
– Мрак, ты не бредишь? Ты тоже считаешь, что я могу петьдаже сейчас?
Мрак надолго замолчал, жизнь в нем угасала. Когда губышелохнулись снова, Таргитай скорее угадал, чем услышал:
– Пой… Надо…
– Но как я могу, – с мукой вскрикнул Таргитай, – когда Олегасейчас, может быть, жгут каленым железом? Я пел, стыда на мне нет, когдатерзали тебя… Я совсем обезумел, но сейчас то, что иногда находит на меня,ушло… Я же знаю, что нельзя!
– Льзя, Тарх… Ты пел, потому что хотелось, теперь потому чтонадо. Силы Олега иссякают…
– Но я не волхв, не лекарь!
– Да, Олега… это не спасет… но немного сил даст. Правдадаст… А ему, может быть, совсем немного надо… Хоть он головой живет, но сердцеу него есть… не может не быть…
Мрак откинул голову, затих. Таргитай опустил его на холодныйпол. Слезы закипали на глазах, но трясущимися пальцами вытащил сопилку. Мрак,может быть, бредит, если говорит такое дикое, но еще хуже сидеть сложа руки.Таргитай никогда еще не пел, когда не хотелось, впервые взял дудочку без охотыи с сильнейшим чувством вины, с усилием заиграл. О доброте, которая все же сильнеезла, о справедливости и мире, о любви и доверии. О Правде, что обязательнопобедит Кривду, ибо в каждом человеке есть капля крови Рода. Она разгорится вяростный костер, сожжет все гадкое в человеке. И будет смертный равен богам!
Таргитай знал, что помочь Олегу не может, за ним не стоятчародейские силы, но если не петь, то упал бы на каменный пол и колотил быкулаками, захлебывался бы слезами и соплями.
Сверху скрипнуло. Звук был настолько необычен, что Таргитайс усилием повернул голову. Дверь уже была приоткрыта, слабо горел факел. Чьи-товолосатые руки опускали лестницу. Незнакомец явно старался не шуметь.
Когда лестница коснулась пола, Таргитай поднялся, ухватилсяза стену. Человек исчез, но красноватый свет указывал, что факел остался напрежнем месте.
– Мрак, – позвал Таргитай тихонько, – Мрак… Что делать?
Даже он понимал, что, поверив, с великим трудом подниметсяпо шаткой лестнице, если ступеньки не обломятся, как наверху встретят злораднохохочущие стражи. Едва только голова покажется над краем, ему плюнут в глаза,ударят в лоб и спихнут обратно. Если при падении не переломает кости, будетчудо…
Ни Мрак, ни Олег сейчас даже не шелохнули бы пальцем.
Таргитай вздохнул, поднял Мрака. Оборотень обвис на плечеТаргитая, как тюк мокрых шкур. Только весил как Рипейские горы. Вздохнувгорестно, чувствуя себя еще большим дураком, чем когда вышел из Леса, Таргитайпоставил ногу на первую ступеньку. Мрак очнулся, тяжело заворочался.
– Тихо, Мрак, – прошептал Таргитай.
Медленно, как улитка, замирая при каждом шорохе, он началподниматься по шаткой лестнице. Приоткрытая дверь приближалась медленно, словнопри каждом шаге старалась отодвинуться.
Когда Таргитай тихохонько коснулся двери, заранее втягивалголову: жуткий скрип должен прорезать ночь, как ножом, дверь открылась сразу,без шума. При свете факела он заметил блестящие потеки на косяке. Кто-тообильно смазал дверные петли.
Он бережно опустил Мрака на пол, вылез. Коридор уходил втемноту, угадывался поворот в десятке шагов. С другой стороны был тупик.
Таргитай прикрыл дверь, на цыпочках пробежал к повороту.Выход близко, но из распахнутой двери выглядывал кончик сапога и край щита.Чувствуя себя еще большим дураком: без оружия, сам лезет врагам в руки! –Таргитай на цыпочках подкрался, осторожно выглянул.